Зун-Мурин 2004

Прошло уже больше года… многое передумано, многое понято, многое изменилось…
Пришло время рассказать об этом.
Зун-Мурин-2004. Мемуары.
Итак, начнём. Прежде всего, пара слов о нас. Мы — это группа школьников и выпускников одной московской школы под руководством учителя той же школы.

Д.В. Прокудин, адмирал

Дима Мамченков

Митя Осолодкин

Паша Кострюков

Никита Проценко

Надя Соловьёва

Нина Иванова

Андрей «Давидс» Леонов

Ходим вместе не первый раз, и поэтому решили выбрать для сплава летом 2004 года интересную, но несложную сибирскую реку. Таких рек немного, и выбор наш пал на реку Зун-Мурин, правый приток Иркута, стекающий с Хамар-Дабана.
В общем, это главные вводные слова, которые надо сказать. Решили идти мы на двух
четвёрках, производства КБ Сталкер — какие были у нас, такие и взяли. Покупали их давно, года 4 назад, когда хождение на воду в нашей школе ещё только начиналось, а начиналось оно, естественно, с Карелии. Но денег у нас было не в избытке, а потому покупать более серьёзные суда решили нецелесообразным. Зато купили гидрокостюмы — заказали в Уфе сухие гидры фирмы «Урал-Экспедиция». И на том спасибо.
Итак, 12 июля 2004 года мы погрузились в поезд №222 Москва—Улан-Удэ и поехали в сторону Иркутска. Описывать жизнь в поезде не имеет смысла — всё тот же преферанс, разглядывание сибирских городов, верчение самокруток… всё как у всех.
16 июля, в районе полуночи по иркутскому времени мы должны были бы выйти из поезда в Иркутске. Но договорились с проводниками и поехали дальше, до Слюдянки, за символические 50 рублей с носа. Стоит отдельно отметить проводников этого вагона — приятное общение с ними скрасило долгие дни пути. Итак, в 6 утра мы в Слюдянке. Почему у нас не было билета до Слюдянки? Не знаю. В Москве почему-то подумали, что в Иркутске найти машину будет проще. Смешно… Тем не менее, это был первый просчёт адмирала.
И нам всё-таки повезло, повезло в первый раз в этом походе. Прямо нам навстречу по слюдянской платформе шёл мужичок, похожий на Романа Карцева. Он сразу предложил нам грузопассажирского «Соболя» до самого Хонгор-Ула — и мы, не раздумывая, согласились. Расстояние — около 100 км по трассе Култук—Монды до Жемчуга, а затем около 15 км по хорошему просёлку до этого курорта. Стоимость — 2000 р. И в 8:30 мы уже были в Хонгор-Ула, на левом берегу Харагуна. Небольшой отдых, фотография с шофёром на память — и начинается пешка.
11:00. После первого брода, ныне заменённого красивым подвесным мостом, идут деревянные тропки, проложенные заботливыми работниками курорта. Одна из них ведёт туда, куда нам и нужно. И мы идём по ней.
Курорт Хонгор-Ула известен своей минеральной водой, текущей тремя ручьями, впадающими в Харагун. Одна вода якобы желудочная, другая почечная, а третья — какая-то ещё. Но водитель рассказал нам по дороге страшную тайну: оказывается, эти три ручья берут начало в одном роднике, стекая из него в три стороны. Вот она какая, бурятская медицина.
Как только кончается деревянный настил на тропе, начинается подъём. Люди, написавшие в своём отчёте, что «подъём почти незаметен», грязно издевались. В сорокаградусную
жару, под тяжёлым рюкзаком, окружённые тучами мух и слепней, мы бредём по очень даже
заметному подъёму. Скорость передвижения минимальна, а на адмирала больно смотреть. Хорошо, что хоть телефонная линия никуда не девается и продолжает служить надёжным ориентиром. И тропа хорошая. Здесь ещё при желании можно ехать. На ГАЗ-66…
В 14:00, дойдя до первого реального брода, встаём на обед.
Тяжело идти, когда уже вторые сутки не спим, но всё равно пройдено около 6 км. Купаемся, обедаем, спим после обеда.
Ледяная вода Харагуна прекрасно освежает после поезда.
Хороший брод, душевный. Ширина реки здесь метров 70, глубина — почти метр. Проходим парами, опираясь о дно вёслами. Но течение и усталость делают своё дело: мы с Димкой имели шансы упасть, теряя равновесие в условиях потока. Холодная вода заливается в ботинки, весло — плохая опора. К счастью, брод форсирован удачно, и мы понимаем, что дальнейшие броды так проходить нельзя. Быстро добираемся до следующего брода (благо он менее чем в километре) и переходим его цепочкой.
Погода начинает шептать, и мы встаём сразу за бродом, на дороге. Вечер проходит при сильном порывистом ветре, тайга трещит, слегка поливает дождём. Как мы узнали в Москве, нас немного зацепило Иркутским ураганом… в Иркутске деревья падали на людей… а у нас ничего… повезло…
На следующий день, 17 июля, Давидс обнаружил гадюшник где-то ближе к воде… это породило странные подколки в его сторону, поскольку больше никто этого гадюшника не увидел.
Ещё вечером мы поняли, что дальнейшее движение в том же ритме с полными рюкзаками мы не потянем. Поэтому всё приготовлено для челночной заброски. Народ отправляется к следующему броду, а я остаюсь в лагере — снимать палатки и починять свой рюкзак, у которого оторвалась какая-то фигня (уже не помню, какая). Затем часть народа остаётся на броде делать переправу и готовить обед, а другая часть возвращается ко мне, чтобы забрать оставшиеся вещи и вместе со мной нести их дальше. Этот отрезок пройден без приключений. С обеда вышли в 14:00, в роли носильщиков-челноков выступают все имеющиеся в группе Дмитрии в количестве трёх человек. Дошли до четвёртого брода тем же способом, пошли в сторону пятого. За пятым бродом, который должен был быть последним на Харагуне, начали ставить лагерь. На отрезке между четвёртым и пятым бродами дорогу пересекают несколько каменных осыпей; на транспорте их не преодолеть. Кое-где дорога перегорожена брёвнами.
Здесь я начал понимать, что у меня обычное акклиматизационное переутомление. С огромным трудом, но почему-то очень быстро я нёс рюкзак, но всё равно к пятому броду мы подошли уже в темноте. Переправа висела, однако перейти реку с рюкзаками было уже не в наших силах. Единственный Нинин фонарик повесили на верёвку переправы, и мы перешли, а успевшие отдохнуть Пашка с Никитой сходили на другой берег за рюкзаками. Потрясающее ощущение от ночной переправы быстро прошло, и его сменила усталость. Я не мог проглотить даже пару ложек еды. Впрочем, это особенность моего организма в период акклиматизации.
18 июля мы продолжали двигаться в том же режиме, однако нашу задачу упрощало отсутствие бродов через Харагун. Тропа начинает местами резко подниматься вверх, иногда весло в руках становится очень полезным. Идти труднее. До первых изб — много ручьёв, текущих прямо по дороге. Что удивительно, на дороге до сих пор явственно заметны колеи. Но по ней давно никто не ездил. Почти сразу после стоянки — три брода через довольно широкий ручей, правда, все проходятся посуху.
Первые избы — это домик на средних размеров поляне, очень хорошее место для ночёвки, поскольку ночевать можно в доме. Мы же использовали поляну только как перевалочный пункт. В доме обнаружились какие-то газеты; Давидс не преминул их почитать. Этот домик находится метрах в 80 над рекой (по вертикали).
Далее идёт одноколейная тропа. Между какими-то ручейками (не отмеченными на карте) в лесу загон для скота. Во время нашего прохождения он пустовал. Перед загоном тропа проходит через луг, на котором стоит изба, не отмеченная на карте. От загона до третьего отмеченного на карте ручья нет мест для стоянки.
Третий ручей — это русло шириной метров 10, заваленное огромными камнями, между которыми бежит исчезающе малый ручеёк. Остались на обед рядом с этим ручейком, на правом берегу его. Если спуститься к Харагуну по руслу ручья — а это недалеко, падение этой реки весьма значительно на не очень длинном участке, — можно в бинокль увидеть, как телефонная линия переходит с левого берега на правый.
Поскольку встать здесь невозможно, а день клонится к вечеру, решили искать место для стоянки. Нашли его примерно в километре дальше по тропе. Тропа за ручьём спускается
почти к реке, затем преодолевает фантастической красоты заболоченную россыпь округлых
камней, покрытых ярко-красным лишайником, потом снова круто поднимается, спускается,
поднимается полого и приводит к поляне, на которой можно ночевать. Набрали грибов и поужинали грибным супом (сэкономив таким образом одну еду), от которого Пашка по гордости своей отказался. Это было его стратегической ошибкой…
Сейчас, конечно, легко писать про третий ручей. А находясь на маршруте, пересекая множество ручьёв, не понимая, какой из них отмечен на карте, а какой нет, было очень легко запутаться. Пока не провели разведку утром следующего дня, мы думали, что третий ручей — это пресловутый ручей Жемчуг, и надеялись на значительно более быстрое своё продвижение.
Всё дело в том, что мы пересекали огромных размеров осыпи. Скорее всего, некоторые ручьи засыпало и превратило в осыпи, тем более что из-под камней зачастую сочится вода. Телефонку засыпало тоже. Потрясающий кадр: между двумя деревьями натянут кусок проволоки, а на нём висит изолятор. Остатки провода погребены под камнями.
Утром 19 июля Нина и Паша отправились в глубокую разведку — примерно 2 часа хода налегке. Они-то и выяснили, что мы не за Жемчугом, а между 3-м и 4-м ручьями. И почему-то остались без завтрака. Трудно сказать, чей это был недосмотр…
Дорога до Жемчуга всё такая же, сложность пути не уменьшается. Через Жемчуг можно переправиться посуху благодаря остаткам моста, однако ручей этот весьма мощен. Рюкзаки передавали из рук в руки через узкую протоку между берегом и мостом. В неё-то и упал топор из-за стяжек Димкиного рюкзака… До Жемчуга мы шли бесчелночным способом, повесив несколько маленьких герм на вёсла. За Жемчугом пошли челноком до стоянки, расположенной в 150 м до отмеченного брода через ручей, прямо на берегу Харагуна. Рядом со стоянкой — разбой реки, небольшой островок, на который можно пробраться посуху по камням правой протоки. Вдоль дороги много грибов, которые собирают девицы.
Обнаружилось, что топор Димкин лежит на дне Жемчуга.
И мы с Пашкой и Никитой пошли обратно до Жемчуга в расчёте найти топор и принести оставшиеся вещи. Когда мы дошли до Жемчуга, хлынул дождь. Мы с Пашкой сидели и курили, а Никита искал топор в ручье… и в конце концов он его нашёл!! Окрылённые, мы стали собираться в обратную дорогу.
Здесь сказались две проблемы. Первой проблемой стали Пашкины ботинки, разваливающиеся от одного взгляда на них. Он уже обвязал их со всех сторон верёвками, а теперь они начали сползать. Но эта проблема не была главной. Главной проблемой было то, что Пашка почти ничего не ел уже вторые сутки — и, по большому счёту, не по своей вине. Поэтому весьма трудно представить, на каких же внутренних силах он всё-таки дошёл до стоянки.
А на стоянке несколько человек во главе с адмиралом и Димкой пытались развести костёр под сильным дождём. Отправив Пашку в палатку спать и выдав ему шоколаду, мы продолжили попытки развести огонь. Но, видимо, это был не наш день. Под дождём, из сырых дров, мы безуспешно пытались зажечь что-то помимо плекса. Промучавшись до темноты, мы так и не смогли ничего сделать.
20 июля. Всю ночь и первую половину дня идёт дождь. Но это не мешает отоспавшемуся Пашке всё-таки развести костёр, когда дождь ненадолго заканчивается. Очень уж ему хочется есть. Ну а мы остаёмся в этом месте на днёвку, поскольку дождь не перестаёт, а идти по мокрой горной тропе весьма стрёмно. Харагун заметно набух, правая протока заполнилась водой. В основной левой протоке — множество сливов, река стала более полноводной. Теперь по ней можно сплавляться на катамаранах, причём сплав этот будет весьма сложным — очень много камней в русле, сложные сливы, запутанная линия движения. Нам этот сплав не по зубам. Да мы и не пытались. Хотелось попасть на Зун-Мурин.
21 июля. Утром даже ненадолго выглянуло Солнце! Это нас порадовало, и мы пошли дальше по крутой и мокрой тропе. Ручей Хамыр заметно набух от дождей. Перейти его по камушкам мы не можем, камушки залиты водой, поэтому наводим переправу.
Ширина ручья метров 8; интересно было бы посмотреть на каякеров на нём.
Но мы идём дальше. Тропа круто уходит вверх. Идём по гребню распадка, глядя вниз и наслаждаясь красотой видов. Наверху — хвойный лес (ну не помню я, какие там были деревья. Может, пихты. А может, и кедры) почти без подлеска. Небольшое озерцо квадратной формы, со стоячей водой тёмно-коричневого цвета, абсолютно гладкой поверхностью и сухой ёлкой, торчащей точно в его середине. Остановившись на привал, сидим и наблюдаем за бурундуками и Давидсом, снующими вокруг. Давидс бегает со своим «Зенитом» и снимает всё подряд, оптимистично надеясь взять количеством.
Вернулись разведчики. Бессмысленность всех этих разведок очевидна только сейчас.
В самом деле, тропа всё время была единственной, почти никуда не пропадала. Надо было
просто идти от стоянки к стоянке… как-то это всё было несколько непродуманно. Буквально через 300 метров — огромная поляна, где идёт телефонная линия и стоит полуразрушенная изба — домик связистов. За холмом с избой — хорошая стоянка на берегу ручья. Виден перевал — плоская возвышенность, на которую уходит телефонка…
Проснувшись утром 22 июля, Димка вылез из палатки и стал материться на рассвет. Это удивило меня, и я вылез тоже, тем более что мы в тот день дежурили. Действительно, потрясающий вид на перевал, освещённый Солнцем из-за нашей спины. Реакция моя, выраженная словами, была аналогичной. Интересный факт: почему рассветы всегда красивее закатов? Но хватит лирики. Я обнаружил у себя на плече клеща! Клещ был помазан звёздочкой и вынут лично адмиралом. Видать, эта сволочь сидела на плече всю ночь.
Пошли по долине ручья вверх, в сторону перевала. Долина заболочена, а счёт переходам через разные протоки этого ручья мы давно уже потеряли. Единственный надёжный ориентир — телефонка. Выйдя к подъёму на перевал левее неё, видим тур и ведущую к нему тропу. Весь подъём на перевал размечен турами, причём каждый последующий виден только от предыдущего. Экий сад камней! С каждым метром подъёма вид за спиной становится всё красивее и красивее. У одного из туров делаем привал и смотрим назад. Видна вся долина Харагуна, виден даже Иркут и Восточный Саян за ним. Да, теперь уже вперёд точно ближе, чем назад.
На одной из соседних гор видно загадочное сооружение. Такое впечатление, что кто-то построил длинный и прямой вал. Ширина и высота его примерно одинаковы. На нём растёт трава, но он отличается от окружающих гор своей строгой формой. Трудно сказать, человеческое ли это сооружение.
Дальнейший подъём значительно положе. Тропа огибает пик Телефонный, и мы понимаем, что во всех отчётах высота перевала занижена. Он 2300, и не меньше. Хорошая высота. А мы идём дальше, и наконец перед нами открывается вид на долину ручья Казарменный и горы монгольской территории. Одна из далёких гор имеет весьма забавную форму: как будто из конуса вырезали середину и верхнюю часть поставили на нижнюю. Интересно делают горы в Монголии. Ну ладно, хватит на верхотуре сидеть, надо вниз идти. Хоть ветра и нет, но прохладно: облачка набежали. Спускаемся вдоль телефонной линии. Много камней, тропа почти не видна. Спуск несложный. Много воды, ручейки постепенно оформляются в нечто, напоминающее Казарменный. Появляются деревья и сушины — значит, можно пообедать, что мы и делаем, найдя полянку посуше.
После обеда идём по тропе вдоль Казарменного, надеясь к вечеру дойти до Большого Уругудея и там встать на стапель. Через ручей — пара бродов, пропрыганных по камням, не замочив ног. Но в низовьях — болота, долина сильно расширяется.
Тропа приводит к бане. На предложение встать рядом с баней адмирал реагирует не слишком адекватно: «Надо дойти до реки!». А до реки надо идти около 300 м через болото, переходящее в густые заросли карликовой берёзы, усеянные разнообразными следами жизнедеятельности кабанов. И деревьев рядом с рекой не видать. Хорошо, хоть есть небольшой холмик рядом с рекой. Там палатки в сухом месте поставить можно. Дрова далеко. Деревьев тоже почти нет. Место продувается всеми ветрами. Встали. Здесь же будем стапелиться. Гениально.
На следующий день, 23 июля, продолжается солнечная погода. С громким матом ходим за деревьями. До ближайших деревьев — метров 300, которые надо продираться через кусты. Тучи насекомых вылезли после дождя и пытаются нас съесть; раздеться нереально. Из деревьев — только лиственница, причём из-за заболоченности местности она имеет почти конусообразную форму, и либо толстая и короткая, либо очень резко сужается на отрезке в 2,5 метра. Но кое-как деревьев наскребли, связали этим забавным способом (© Аня Булгакова). Адмирал попросил нас с Димкой расчистить от карликовой берёзы спуск на воду и пошёл курить к костру. Мы взяли топоры и через пару минут подошли к костру. «Ну что… Где надо рубить?» Надо было видеть неподдельный испуг в его глазах…
Каты получили имена. Первый кат (ДВ, Паша, я, Нина) получил имя «Фортуна» — поскольку должен был идти, полагаясь на удачу. Второй кат (Дима, Никита, Надюха, Давидс) должен был идти, полагаясь на Господа Бога, и потому получил имя «Божественный Ветер» — «Камикадзе».
И снова вечером гроза. Но по Большому Уругудею плыть можно. Вода поднялась сантиметров на десять. Оно и к лучшему, подумали мы. Меньше будем на камнях сидеть.
Итак, после недельной пешки мы начали сплав по Большому Уругудею 24 июля. Очаровательная речка. Мелкие шиверы, перекаты, слабые прижимы, воды немного. Есть даже один слив высотой полметра. Настолько всё это миниатюрно, что вызывает даже через год после этого дня сплава добрую улыбку на лице.
Единственный недостаток — неумение управлять катамараном. Постоянно садились на мель. Основная струя и сама по себе не слишком глубока, а если отъехать от неё на метр в сторону — неминуемо сядешь. Сидели. Дважды впилились рамой в бревно — пришлось поправлять резинку.
Видимо, это был нам знак. Предупреждение о порнографичности вязки этим забавным способом. Но что поделаешь, другого мы в то время не знали.
Трудно сказать, есть ли по берегам этой речушки места для стоянок. Особой необходимости в них, в общем-то, и не было. Что удивительно, ни разу на всём протяжении маршрута нам ни разу не пришлось клеиться. Хотя как раз на Уругудее-то и было огромное количество разнообразных шкуродёрных мест. Повезло.
Отдельные склоны вместо нормального леса покрыты высохшим. Возможно, это общая беда большинства сибирских лесов…
Река набирает мощь по мере приближения к Зун-Мурину. Впадает множество ручьёв.
За 10 км до слияния пообедали. Слияние добавляет реке больше половины расхода. Зачалились к правому берегу Зун-Мурина — и ничего похожего на обещанную оборудованную стоянку не увидели. Даже места для стоянки нет, всё кривое и замшелое. Чуть ниже по течению, над галечной отмелью левого берега есть хорошее место для стоянки. Напротив него — перекат около правого берега. Мягкая почва, огромное количество дров прямо под ногами. Пашка с Димкой пошли ловить рыбу чуть ниже по течению, после впадения небольшого ручья. Перед ужином я решил взять фотоаппарат и пойти их поснимать, рыбачков наших. Увидев радостного Димку, я понял: фотоаппарат взят не зря. И вправду, Димка выловил тайменя на 2,5 кг первым же забросом блесны. Гордые рыбаки пришли в лагерь ближе к темноте, и в этот вечер у нас было 2 ужина: сначала обычный, а потом с ухой. Наевшись до отвала, сытые и довольные, мы полюбовались Луной и пошли спать.
25 июля. В предвкушении интересного сплава мы встали довольно рано, быстро собрались, погрузились и пошли. Мощь реки значительно возросла, и на шиверах возникают валы до метра. Считая препятствия, дошли до №40 — Перспектива, которое Лурье советует смотреть. Вышли, посмотрели. Шивера как шивера, ничем не отличается от всех предыдущих. Скалы красивые, на берегу много стоянок — но не более того. Та же история и с Гробиком — смотреть его мы не стали, и даже камня-гробика не заметили. «Эх, школьнички…» — подумали мы о группе Лурье. За Гробиком и пообедали. Постепенно приближаемся к К2. Шиверистые участки пока не надоедают — всё-таки первый день настоящего сплава. Едем по ним с удовольствием, течение быстрое. Постепенно добрались до К2.
Пошли смотреть все, кроме Нины. Смотреть, ставить фото и страховку. А Нина осталась. Ей так, видите ли, захотелось. Долго смотрели, когда же уже поставили фотографов и страхующих — появилась Нина. Захотелось ей посмотреть. Не дали. Заставили идти. Не всё же ей людям настроение портить.

А порог потрясающей красоты. Река врывается в узкий каньон, и на входе-то и расположены пара сливов и прижим. А за этим входом — около 500 м каньона, узкого, глубокого, с красными берегами. Когда мы проходили порог, хлынул ливень. Порог шли под ливнем, а каньон — в тумане. Пока из всех пройденных мною порогов этот вызывает наибольшее эстетическое удовольствие.

Пока мы смотрели К2, нас догнала группа из Улан-Удэ (3 двойки и каяк, в дальнейшем — буряты), ушедшая в лес от жён. К сожалению, на прохождение этих мужиков мы не посмотрели. А жаль…
Встали на стоянку на левом берегу, сразу за каньоном. Очень хорошая и удобная стоянка. Буряты встали напротив, на низком берегу. Это оказалось немаловажным. Мы же времени даром не теряли, и Димка принёс ещё одного тайменя, поменьше. Уха с грибами оказалась отменным блюдом.
Стоя вечером и разговаривая, заметили загадочные вспышки вокруг нас. Особенность вспышек — что они всегда сбоку, абсолютно бесшумны и ничем не пахнут. Никогда не вспыхивало прямо перед глазами. ДВ заметил, что на Алтае о таких вспышках говорят просто: «Духи…». Зачем он начал стучать, я так и не понял, но предположение моё оказалось верным: «Дождь нашаманивает». Как только мы залезли в палатки, пошёл сильный дождь. Дождь шёл всю ночь, часов до одиннадцати утра следующего дня, 26 июля.
За ночь вода в реке поднялась на метр с лишним. Из каньона вытекала пена. До сих пор жалею, что не сходил вверх и не посмотрел на К2 по высокой воде. Площадочку, на которую мы вытащили каты, затопило. По счастью, мы их всё-таки привязали и на берегу ничего не оставили. Могло и унести что-нибудь. Нам повезло больше, чем бурятам: вода дошла прямо до их палаток. И у нас, и у них утро началось с одного вопроса: идти ли дальше?

Вода спадать не собиралась. И вот, простояв и продумав часа два с половиной, буряты всё-таки решили: идти. Мы решили последовать их примеру. Вышли полтретьего. Мощь воды значительно возросла по сравнению с предыдущим днём. Шиверы превратились в мешанину валов, отражающихся от разных камней и скал. Скорость течения значительно возросла. Сплав стал ещё более спортивным. Но тогда мы не задумывались о спорте, и потому адмирал принял соломоново решение уходить от валов, благо ширина реки это позволяла.
А Димка пёр в самую задницу. Да ещё и капюшон не надел. После Песчаной ему было весело колбаситься в больших водных структурах, пробивать бочки, качаться на валах. Это и стало одной из причин судьбоносного события.
В какой-то момент, обернувшись, мы увидели разобранный кат «Камикадзе» с одиноко сидящим на баллоне Никитой и экипажем, удерживающим баллоны вместе. Нельзя сказать, что мы поддались панике, но что делать, мы определённо не понимали, поскольку находиться на струе было опасно, а как-то сцепиться с катом Димки, находящимся на струе, да ещё в таком состоянии, мы не могли. Завидели впереди большую бочку. Обошли. Разобранный кат прошёл. Впереди показались зачаленные к правому берегу катамараны бурят. На своё счастье, они услышали наши крики и помогли зачалиться. Как был зачален разобранный кат? Не помню. Вроде бы их занесло в улово. И в этом была их грандиозная удача. Прошли в таком состоянии они около пяти километров.
Не все вещи, привязанные к кату «Камикадзе», удалось поймать. Унесло палаточную герму с обеими палатками, большую часть еды — всю гречку и рис, ремнабор, обувь, каны и тарелки, Надин рюкзак с аптечкой и давидсовский рюкзак с фотоаппаратом. В рюкзаках были деньги и билеты. Кроме того, унесло один баллон катамарана и 4 длинных ралтовских весла (таких больше не делают… жалко).
Буряты тоже понесли потери. Каякер Миша кильнулся в бочке, экипаж одной из двоек полез его спасать и кильнулся сам. Унесло 2 рюкзака, все деньги, палатку, большую часть еды. Все люди целы. А тут ещё и мы подоспели.
Выбравшись на берег, обнаружили там тропу. На тропе сидели буряты и кипятили чай. Поняли мы одно: что теперь нам идти вместе. Буряты уже сходили на разведку, и оказалось, что в 500 м ниже есть стоянка и место для повторного стапеля. Экипаж ката «Камикадзе» был накормлен феназепамом, а в Димку влили стакан водки. Вещи выгрузили на тропу, люди, оставшиеся без плавсредств, стали их носить, а мы перечалились.
Фраза вечера: «Теперь у каждого из нас по ребёнку». Произнёс её, если мне не изменяет память, Ардан, ставший главным героем оставшейся части похода. Но об этом позже.
На стоянке стали обсуждать, что делать дальше. Прежде всего, поняли, что с едой у нас проблемы. К счастью, сохранился весь чай. Но уплыло многое: у бурят уплыло всё, кроме соли, тушёнки и растворимых супов, а у нас остался сахар и геркулес, рассчитанные на группу в 8 человек на три еды. А также чай и спирт. И этого всего должно было хватить на 15 человек, из них 13 мужиков, на три дня минимум. Одно радовало: грибов и рыбы в избытке. Жить можно. Правда, поначалу буряты отказывались от грибов. Но потом ничего, привыкли. Пашка ведь тоже привык. С голодухи к любой еде привыкаешь.
Следующая проблема была с судами. У нас на восемь человек было три баллона, а у бурят на семерых — две двойки. Проблему разрешили следующим образом: буряты одну двойку превратили в четвёрку, а на другую двойку посадили каякера Мишу в качестве видеооператора. Нам же бурят (ну какой он бурят? такой же русский, только из Улан-Удэ) Гена посоветовал вязать тримаран. Этот Гена в своё время плавал с парусом по Байкалу и был наиболее сведущ в вопросах судостроения. Но, заметим в дополнение, никаких советов непосредственно по способу вязки он не давал, даже не смотрел. Возможно, оно и к худшему. Тримаран мы успешно связали в тот же день. Надо было собираться спать.
А палатка была всего одна. Но и в неё впихнули пять человек: кого-то из бурят, девушек, Давидса и Пашку. Остальные же легли спать вокруг костра. Соорудили нодью, обвешали её по окружности гидрокостюмами, надели всю одежду, что была, засунули ноги в гермы и легли спать. На наше счастье, ночь была хоть и слегка облачная, но звёздная. Поэтому спали мы всё-таки в сухости. ДВ впервые достал свой спирт. После неимоверно сложного (не столько физически, сколько психологически) дня легли спать.
Утро 27 июля выдалось погожим. Мы пошли вместе с бурятами, в хвосте группы. Надюха с Давидсом сидели на тримаране в качестве пассажиров, остальные шестеро гребли. Вода спала, но несильно. Однообразный сплав по шиверам с полутораметровыми валами дополняется поиском ориентиров Шурика. Шурик оказался там, где и должен быть — после впадения Хангарула. Отсюда мощь реки увеличивается примерно вдвое. Зачалившись перед Шуриком, пошли на него посмотреть.




Поразившись мощи природы, начали обнос. Тропа там, конечно, хорошая, но всё равно пришлось отвязывать баллоны и частично разбирать раму: она, во-первых, большая, а во-вторых, толщина брёвен увеличилась: на прочности решили не экономить. Заодно и пообедали над Шуриком чаем с конфетами.
Здесь уместно сказать несколько слов о тримаране. Потрясающее судно. Грузоподъёмность его практически беспредельна (ну тонны две можно положить при желании — и всё равно вывезет), и он изо всех задниц вывозит. Гружёный тримаран с пассажирами на некоторых валах нижнего Зун-Мурина стоял почти на кормовой свече — но всякий раз он возвращался в исходное положение. Единственно что, управлять этой бандурой сложно — тяжёлая она очень. К концу этого дня мы ощутили это на себе в полной мере.
Вскоре после Шурика начинаем постепенно подбирать вещи. По частям находим каячное весло, палатки, Надюхин рюкзак, костровую герму. На каком-то бревне обнаруживаем грустно висящий баллон. Как выяснилось, шкура осталась в целости и сохранности, а вот баллон лопнул по шву. Неслабо. Давидсов рюкзак и еда ушли с концами.
Буряты возвращают себе все рюкзаки. Все вещи, кроме бурятских рюкзаков, грузятся на наш тримаран. Апофеозом всего этого сал каяк, также найденный на том же берегу и погруженный на тримаран. Судно становится всё тяжелее. Бесконечные шиверы выводят из себя. Приходит сильный ветер с дождём, потом уходит, а мы всё идём. Буряты начинают искать стоянку, но практически нет нормальных полок соответствующего размера. Световой день клонится к концу, но стоянка пока не найдена. И вот, наконец, около половины десятого, на огромной галечной отмели левого берега чалимся. Стоянка есть. Гена разводит спирт и даёт каждому по глотку: все удолбались за 11 часов технического времени, замёрзли, но зато нашли кучу вещей. Ночевать будем в палатках!
Вечер закончился просто фантастически. У уже упомянутого Ардана в этот день был день рождения. Потрясающее ощущение — отмечать день рождения в походе, если еды практически нет. Но не всё было так плохо. Кто-то извлёк банку шпрот, кто-то — заначенную луковицу, кто-то — сгущёнку, кто-то — остатки хлеба, сушек и печенья. Кроме того, был грибной суп и какое-то количество ухи. ДВ извлёк спирт; кстати, он был единственным человеком в нашей объединённой группе, у которого сохранились сигареты, — и он снабжал ими всех. Так вот, на день рождения Ардана мы имели салат из лука со шпротами в качестве закуски, торт из сгущёнки с остатками хлебных изделий, водку и звёздное небо над головой. Произносили красивые тосты, делили один стакан на всех… Этот вечер мы вспоминаем до сих пор.
Надо сказать, что после окончания сплава мы сказали много добрых слов про бурят. Именно они своим спокойствием и непередаваемым чувством юмора в трудную минуту поддерживали настроение в нашем адмирале. Благодаря ним экстремальная ситуация была перенесена стойко и до сих пор вспоминается с удовольствием.
28 июля началось гораздо спокойнее. Солнечно. Каякер пошёл на своей лодке. В шиверы он даже не совался — обходил их по канализации, благо что она была. А шиверы становятся всё мощнее и мощнее — впадают новые притоки, река расширяется. На лоцию уже давно не смотрим — куда важнее смотреть вперёд. Да, тримаран — весьма надёжное судно. Но всё же в какой-то очередной бочке адмирала смыло. Ничего, помогли ему выбраться обратно. Потом оказалось, что это было последнее серьёзное препятствие реки, если верить лоции Лурье. Чем оно кардинально отличалось от других препятствий до и после него — мы так и не поняли.
Очередная шивера закончилась песчаным пляжем на правом берегу. Там решили встать пообедать. В этом райском местечке мы расстались с бурятами — они пошли дальше, в Зун-Мурино, поскольку их поджимали сроки, а мы остались на полуднёвку — отдохнуть.

Нам оставили последнюю еду, и полдня оттяга прошли прекрасно. Димка достал свои сухари и майонез — эти компоненты скрасили нам жизнь.
Ночью на 29 июля, естественно, пошёл дождь. Поэтому мы поспали подольше и встали только в 11:00. Дождь не перестаёт. Но он несильный, поэтому мы идём в сторону деревни под дождём.
Вскоре доехали до Зун-Муринского автомоста, под которым и начали антистапель. Гонцы принесли пива «Ячменный колос», хлеба и тушёнки. Постепенно тучи рассеялись, и снаряжение удалось высушить. Выкинули весло без Т-шки (до сих пор жалею), сожгли резинки и носки и пошли на автобусную остановку. Нам сказали, что автобус в Слюдянку идёт около 19:00. Мы пришли в 18:15, стали стопить проходящие мимо маршрутки, но только через час рядом с нами остановилась пустая машина. До Слюдянки взяли 800 рублей — рубль за человеко-километр. Через пару часов мы уже входили в вокзал.
Входя в вокзал, я неожиданно увидел знакомое лицо. Знакомцем оказался Дьяк, только что прибывший, как он сказал, «погулять по Хамар-Дабану». Самое смешное во всём этом было то, что каны эти ребята забыли в Москве. Однако поделиться с ними мы не могли, поскольку поезд наш отправлялся 4-го августа, а до этого момента мы ещё хотели съездить на Байкал.
Тем временем ДВ курил на платформе. К нему подошёл мужик, и они о чём-то поговорили. Мужик оказался сторожем стоящей рядом с вокзалом школы №49, и предложил он ночёвку за символические 15 рублей с человека, с условием освободить школу в 7 утра и подмести после себя в спортзале. Мы согласились, не раздумывая, поскольку ночевать на вокзале представлялось весьма грустной перспективой, а матаня должна была отправляться в 13:00 следующего дня.
В 6 утра 30 июля сторож — Виталий Васильевич Воронин — нас разбудил. Мы договорились, что водное снаряжение отнесём к нему в гараж на время наших покатушек по окрестностям, доплатив небольшую сумму, и что ещё раз переночуем в школе перед днём отъезда. Отнесли вещи в гараж на улицу Слюдянских Красногвардейцев и пошли на рынок, закупать еду на Байкал. Основу рациона на эти дни составляли макароны с тушёнкой.
Тем временем ДВ и Давидс занимались хождением по ментам и кассам. Надо было восстанавливать билеты и документы. Ксиву о потере паспорта выправили, обойдя все городские отделения милиции. С билетом же повезло куда больше. Старшая кассирша запросила по телефону Иркутск, и там подтвердили, что таковой билет есть — в Слюдянке же на вокзале компьютера не было. Выписали старинный билет, заполненный от руки и с вырезанной ценой, и взяли за это лишь официальный штраф — 70 рублей. Весьма удачно.
С самого утра в вокзал стали заходить группы невероятного размера, сошедшие с проходящих поездов. Ближе к полудню стало понятно, что нам придётся сражаться с ними за место в матане. В 12:20 прошёл слух, что матаню уже подали. И вправду, матаня стояла на первом пути, а рядом с ней была толпа — человек двести. И вот теперь самое время рассказать, что такое матаня.
Матаня — это пригородный поезд №951/952 сообщением Слюдянка — Порт-Байкал. Он состоит из обшарпанного плацкартного вагона с надписью на борту «Звезда Байкала», двух телячьих вагонов, вагона-лавки и маневрового тепловоза типа ЧМЭЗ с надписью на борту «Машинист работает в одно лицо». И в это чудо техники должны залезть по меньшей мере двести человек.
Когда проводница устала сдерживать напор отдыхающих — она позволила им заходить. Удалось занять нормальные места, но народ всё продолжал прибывать. Толпа гопников разместилась по большей части в телячьих вагонах, кемеровские дети под руководством некоего Слугина — в основном вагоне, там же мы и ещё какое-то невероятное количество другого народа. Примерно в два часа матаня наконец тронулась. Скорость её передвижения — не больше 15 км/ч. Это время мы коротали за душевным разговором: сначала Давидс заметил мужика с фотоаппаратом «Киев» и стал разговаривать с ним о фотографии. Мужик оказался весьма общительным, поэтому мы постигли не только некоторые особенности советских плёночных аппаратов, но и получили бесценные сведения о ловле омуля и духах Байкала (как выяснилось, мужик заочно окончил Мюнхенский университет парапсихологии). Давно не
слышали такой чуши. К счастью, он вышел на 139-м километре — вскоре после Култука.
Затем мы вступили в беседу с двумя немцами, ехавшими в сопровождении двух переводчиц до 80-го километра, в баню. Немцы — Альберт и Франц — оказались из Мюнхена, специально прилетели на пару недель потусоваться на Байкале. Сначала мы общались через переводчицу, а потом перешли на школьный английский — тем более что немцы знали этот язык немногим лучше нас, и в сложных случаях мы всё равно общались при помощи переводчицы (чёрт, не записал, как звали эту очаровательную девушку). В конце концов, стали обсуждать пиво — и эти баварцы нас поразили словами, что «Балтика №3» — хорошее пиво. Мы сильно удивились, но сказали, что они многого не знают. Франц стрелял у нас «Приму» в тамбуре. Единственное, что мы не обсудили — это выступление наших футбольных сборных на Евро-2004. Впрочем, боюсь, что мы бы услышали много загадочных немецких выражений…
Тем временем ДВ тоже не терял времени даром. Прослышав, что гопники едут до Половинного (а гопники начали активно пьянствовать ещё в матане), он посоветовался со Слугиным (кстати, он оказался забавным дядькой) и решил ехать до моста на 94 км.
Поскольку матаня останавливается по заказу — там нас и высадили. Мы встали на берегу ручья в замечательном распадочке, рядом с новым домиком рыбаков. Кемеровские школьники встали на другом берегу ручья. Красивое место: мост, рядом туннели, отличный пляж, рыбаки не мешают. Удобная стоянка, на ней есть даже крытый стол, явно поставленный рыбаками. Впрочем, они не возражали против того, чтобы мы пользовались этим оборудованием. Настало время расслабиться, преферансный сезон продолжился.
Следующий день, 31 июля, мы проводили в состоянии курортников. Утром пошли загорать на берег Байкала. Я хотел было искупаться, но вода показалась слишком холодной.

Поэтому мы лишь лежали и загорали. Постепенно поднялся ветер, но Солнце не исчезло, просто стало чуть прохладнее. К нам подошёл Слугин, мы рассказали о себе, он — о себе. Посоветовал в Слюдянке сходить в краеведческий музей и послушать местного краеведа В. В. Махно.
Позагорав полдня, решили пойти обедать. С удивлением обнаружили отсутствие в лагере Нины и Нади. Растолкав спавшего в палатке Давидса, узнали, что они когда-то куда-то ушли, сказав, что вернутся нескоро. Тогда мы неспешно приготовили еду и съели её всю, не оставив ничего девицам в качестве наказания. После обеда мы с Димкой всё-таки искупались, правда, пробыли в воде не больше 10 секунд. Вечером же медитировали на Луну, освещающую Байкал. Это зрелище вызвало у всех чувство благоговения.
Утром 1 августа пошли погулять до тоннелей, расположенных на 96 км. С интересом поразглядывали их, затем вернулись в лагерь, не спеша его сняли и отправились в Уланово садиться на матаню. Ходьба по шпалам запомнилась не самыми приятными ощущениями, поскольку расстояние между ними жутко неудобное: нормально ногу не поставишь; но можно приноровиться.




Сидели в Уланове, ждали матаню. У хозяев этого курорта купили слабосолёного омуля. Матаня пришла где-то на час позже рассчитанного времени, поскольку вагон-лавка торгует на каждой станции, и пока торговля идёт, поезд стоит. Количество пассажиров опять было огромным, даже на бортах локомотива стоя ехали люди. Тем не менее, мы удачно вписались в вагон, поскольку начало холодать.
В вагоне опять была куча иностранцев. Полвагона занимали не вполне трезвые корейцы. Мы же подсели в купе к эстонцам. Сначала, услышав нерусскую речь, пытались объясниться с ними по-английски. Но английский у них, видимо, тоже хромал, поэтому в ответ услышали: «Говорите по-русски, мы из Эстонии». Посмеялись, пообщались. Эстонцы тоже оказались водниками, правда, не столь экстремально настроенными. Когда мы на столе в их купе стали разделывать омуля, от запаха им стало немножко дурно. Мы же с удовольствием съели эту рыбу.
Выйдя из матани в Порт-Байкале, узнали, что теплоход «Бабушкин» на ремонте. Это несколько
подпортило нам настроение. Загрузившись на катер, узнали, что он арендован для корейцев и других
пассажиров не берёт. Но увидев пьяных корейцев, нетвёрдо залезающих на этот катер, мы решили,
что ехать в такой компании было бы не слишком приятно.
Пришлось встать на ночёвку в Порт-Байкале, чтобы утром уехать в Листвянку на пароме. К нам присоединился турист-одиночка Леонид, гуляющий в этих местах уже с месяц. Он оказался костромским журналистом, иногда одаривающим местную прессу рассказами о своих путешествиях. Поругал Хамар-Дабан, сказав, что всё это уже видел — в Кузнецком Алатау, а здесь ничего нового для себя не нашёл. Мы, в свою очередь, восхитились человеком, ходящим в автономные походы. Всё-таки до этого мы знали такого только одного — Бебчука.
Ночевали рядом с железной дорогой, напротив Байкала, на подножии горы. Всю ночь мимо нас ездили местные на мотоциклах, однако в гости к нам никто не пришёл. Воду брали из Байкала, что в условиях довольно сильного волнения было интересным занятием.
Рано утром 2 августа грузились на паром. Леонид оказался человеком со своеобразным чувством юмора: когда к нему обратились с каким-то вопросом, ответа на который он не знал, он не задумываясь ответил: «I don‘t understand». Спрашивавший тут же выпал в осадок.
Вскоре появились вчерашние эстонцы. Они тоже не попали на катер, поэтому ушли ночевать на вокзал. Трудно сказать, кому из нас было комфортнее спать. Наверно, всё-таки нам.
Паром за полчаса перевёз нас через самый широкий исток в мире и причалил к крохотному причальчику под самым музеем Байкала. Поскольку у нас был ещё час до открытия музея, мы решили сходить посмотреть на листвянскую деревянную церковь. Храм оказался необычным: местные строители решили имитировать каменную архитектуру XIX века.
Потом посетили музей Байкала. Тамошний специалист провёл великолепную экскурсию. Он оказался
весьма компетентным в своей области, поэтому можно было верить как его научным сведениям, так и байкам про Жириновского, едящего на берегу Байкала копчёного хариуса. Кстати, копчёного хариуса лучше не хранить больше суток — иначе испортится. А вот солёный проживёт дольше. Кстати, в музее, в специальном аквариуме, живёт байкальская нерпа.
После музея Байкала решили двинуться в сторону Иркутска. Примерно посередине между Листвянкой и Иркутском расположен замечательный музей деревянного зодчества Тальцы. Встав на берегу Ангары и оставив Пашку и Никиту сторожить лагерь (иркутяне часто приезжают в это место оттягиваться, и в
лесу множество оборудованных стоянок, есть даже нужники), пошли на экскурсию в музей.
В этот музей свезены памятники архитектуры со всей Восточной Сибири. Интересно посмотреть, как раньше жили люди, да и сейчас многие в деревнях живут в таких же домах.
Вечером смотрели на Ангару и снова писали пули…
3 августа поехали в Иркутск. Сначала застопили маршрутку, но все в неё не влезли, и ДВ с Пашкой остались ловить что-то ещё. Наш же водила долго кружил по городу, а потом ещё и не на вокзал привёз — пришлось немного прогуляться. Там мы и встретили ДВ и Пашку, которые вскоре после нас уехали на неторопливом автобусе, привезшем их прямо на вокзал. На вокзале попрощались с Леонидом, оставили вещи в камере хранения и отправились смотреть город.
Очаровательный город, довольно уютный. И потрясающе синяя Ангара. Кстати, в кранах всего Иркутска течёт ангарская вода, лишь отфильтрованная механическими фильтрами. Но её можно пить прямо из-под крана. Пообедали в местной пельменной, вернулись на вокзал. Там встретили переводчицу, с которой общались в матане. Она рассказала, что немцам очень понравилось на Байкале и что они уже улетели к себе в Мюнхен.
Пока ждали электричку на Слюдянку, заметили в толпе мужика, который вёз нас в Хонгор-Ула. Он, очевидно, приезжал за какой-то запчастью. С ним общаться мы не стали. Электричка ходит в Слюдянку два раза в день, утром и вечером. 300 км проезжает за три часа. Едет очень быстро; на полустанках останавливается по требованию. Ещё раз полюбовались видами Байкала из окон поезда. Нас встретил Воронин, отвёл в школу — в эту ночь было не его дежурство. И мы снова переночевали в этой гостеприимной 49-й школе.
4 августа сначала сходили к Воронину и взяли вещи, а потом стали устраивать себе экскурсионную программу до вечера. Воронину дали 300 рублей за хлопоты, а он даже от этих денег вовсю отказывался, пришлось почти насильно сунуть их ему в руки. Вот такие вот честные люди в Слюдянке.
В Слюдянке есть 2 музея. Один — музей минералов, а второй — краеведческий. До музея минералов надо очень долго ехать на маршрутке от центральной площади (не той, где вокзал, а той, где рынок), а потом ещё и пешком пару километров идти. Решили не мучаться и сходить в краеведческий, тем более что до него — 15 минут ходу от вокзала. В краеведческом музее нас сразу взял в оборот интересный мужчина лет сорока. Как выяснилось впоследствии, это и был Махно, дальний родственник знаменитого анархиста. Знания этого человека о своих родных местах практически безграничны. Кажется, что он знает всё — от времён динозавров и до вчерашнего дня. Мы у него выясняли подробности биографии Ивана Бабушкина и истории Кругобайкалки. Заодно услышали несколько местных легенд относительно этой железной дороги. Кстати, особо желающим за весьма умеренную плату Махно готов провести экскурсию по окрестностям. Кстати, именно он разрешил наш с Никитой спор, что за загадочное здание стоит на одной из слюдянских улиц — церковь или водокачка. Хитрый Никита оказался прав.
Вечером сели в поезд №221 Улан-Удэ—Москва. К сожалению, бригада проводников была другая, но
это не помешало нам с удовольствием доехать до Москвы и ранним утром 8 августа, войдя в школу, объявить поход законченным.
Несколько слов в заключение, в качестве послесловия. Поход получился очень насыщенным, богатым на события и знакомства, интересным и познавательным. Нам очень повезло. Ведь многих опасных событий и непредвиденных трудностей мы могли бы избежать. Но не избежали. Наверно, оно и к лучшему, поскольку это должно было научить нас выходить с честью из любого, даже самого сложного положения. Наверно, у нас осталось об этом походе гораздо больше хороших воспоминаний, чем плохих